До встречи на Блонье!
Вера Суханова
Аня Бертенева не была прилежной студенткой. И хотя она свободно говорила по-французски, а когда подолгу гостила во Франции у приятелей, то даже начинала думать на чужом языке, этого было мало, чтобы блистать на факультете лингвистики, где она училась. Теоретические предметы давались ей с трудом. Неудивительно, что в летнюю сессию перед экзаменом по лексикологии Аню бил мандраж.
На улице светило солнышко, в воздухе разливался дразнящий запах еще не отцветшей сирени, но Ане нужно было, превозмогая себя, готовиться к ненавистному экзамену. И все же теплый июньский денек в конце концов выманил ее из дома. Захватив учебник и конспекты, Аня пошла прогуляться по тихому уютному городскому саду Блонье. Сначала она побродила по аллеям, чтобы размять ноги, а потом выбрала скамеечку под сенью вековых каштанов с молодыми, еще не успевшими выцвести и покрыться пылью листочками.
Усевшись, Аня погрузилась в чтение того, что про себя называла «заумью». Экзаменационные билеты были один ужаснее другого: «Синхрония и диахрония»; «Номинативная, экспрессивная и логическая функция слова»; «Моносемия и полисемия»; «Суффиксация, префиксация и парасинтез»; «Регрессивная деривация», - и все в таком же духе! «Нет, мне никогда не сдать этот экзамен!» - тяжело вздохнув, обреченно подумала Аня.
Наука не шла ей на ум. В саду звонко щебетали птицы, у подножия памятника композитору Глинке цвели примулы и поздние яркие тюльпаны. Она знала, что здесь когда-то познакомились ее родители. Однако до этого романтического события ей не было никакого дела.
«Сколько можно мучить себя этой галиматьей?» - подумала Аня и, оторвавшись от конспектов, рассеянно посмотрела на редких в этот час прохожих, прогуливавшихся по аллеям.
Она не сразу обратила внимание на оборванца, который медленно брел по тропинке. Сказать, что он был странно одет, - не сказать ничего. У незнакомца был диковинный вид. Аня, как зачарованная, смотрела на него круглыми от изумления глазами. В потертом фраке, наброшенном поверх старого выцветшего мундира без пуговиц, с обмотанным вокруг шеи серым вязаным платком, в ветхих опорках и помятом картузе на голове - он был похож на бомжа, ограбившего костюмерную захудалого оперного театра. Но больше всего Аню поразили огромные рукавицы. И это в теплый-то июньский день!
Может быть, незнакомец был болен? Аня поежилась. Странный бомж, шаркая ногами, направлялся прямо к ней.
Аня, нахмурившись, отвела взгляд в сторону и нашарила в кармане мелочь. Сейчас она сунет деньги в руку бесцеремонному оборванцу, встанет и уйдет.
Бомж остановился в шаге от нее, и Аня невольно подняла на него глаза. Вот сейчас она услышит незатейливую просьбу бедолаги спонсировать его необременительной денежной суммой. Странно, но заросшее щетиной худощавое лицо незнакомца не было испитым и не хранило следов беспробудного похмелья.
- Добрый день, мадемуазель, - с грустной улыбкой промолвил он на чистейшем французском языке, - покорнейше прошу простить меня за причиненное беспокойство, но с моей стороны было бы непозволительным небрежением и даже нечестивым противлением воле всемилостивейшей судьбы упустить счастливую оказию побеседовать с вами. Поэтому я здесь.
Его произношение было безупречным, но он выражался чрезвычайно витиевато, да к тому же употреблял допотопную лексику. О значении некоторых слов Ане оставалось только догадываться.
Она потрясенно молчала, разглядывая картуз незнакомца, тулья которого была испещрена мелкими дырочками.
- Картечь, - коротко пояснил он, заметив в ее глазах немой вопрос.
- Кар… что? – растерянно переспросила Аня.
- Вы позволите, мадемуазель? Умоляю, не сочтите за дерзость, но у меня от слабости подкашиваются колени…
И, не дожидаясь ответа, незнакомец деликатно присел на краешек скамьи. Аня машинально отодвинулась подальше от него.
- Вы француз? – спросила она, подозрительно косясь на оборванца.
- О, простите, я не представился. Перед вами несчастный Антуан Бертье, уроженец славного Каркассона. Это небольшой городок на юге Франции. Может быть, вам приходилось бывать в тех местах?
- П-приходилось, - ответила Аня, все еще не веря своим глазам и ушам. – Там еще к-крепость старинная, туристов по ней водят…
- О, да! – лицо француза просияло. – Это мои родные края… Увы, я их больше никогда не увижу…
- Почему? – удивилась Аня.
- Так сложились обстоятельства, - уклончиво ответил Бертье, виновато поглядывая на Аню из-под нахлобученного картуза.
– А что вы здесь делаете? - оправившись от шока, поинтересовалась Аня.
Она хотела добавить «в таком виде», но сдержалась.
- Воюю, - потупившись, ответил Бертье.
- Что-о-о?!!
Перед ней был явно психически нездоровый человек. А психи опасны, поскольку непредсказуемы.
- О, не пугайтесь, дитя мое, - всполошился француз, сложив руки в объемистых рукавицах. – Я не представляю для вас ни малейшей опасности.
- Месье Бертье, вам холодно? У вас озноб? Этот картуз… и рукавицы… Как-то не по сезону. Хотите, я вызову «скорую помощь»?
- Это не картуз, - несколько обиженно возразил он, - а кивер. Правда, изрядно поношенный и даже прострелянный, но тем не менее… Я фузилер, мадмуазель.
Глаза изможденного француза с такой гордостью взглянули на Аню, что она растрогалась. Ей вдруг стало жаль этого странного доходягу.
- Месье, может быть, я могу чем-нибудь помочь вам? – участливо спросила она. – Хотите, я провожу вас до дома? Где вы остановились?
- Мой дом – бивуак, мадмуазель. Он находится здесь, неподалеку.
- Би… что?!
- Бивуак – походный военный лагерь, - терпеливо пояснил Бертье.
Аню вдруг осенило. Концы с концами сошлись, паззл сложился – она поняла, с кем имеет дело.
- Так вы, наверное, член военно-исторического клуба, месье! Играете в войнушку… то есть я хотела сказать, участвуете в реконструкции исторических сражений.
Француз грустно взглянул на нее.
- Ошибаетесь, мадемуазель. Соблаговолите пройти со мной, и вы все увидите своими глазами.
Он встал, и заинтригованная Аня последовала его примеру. Они направились к стоявшему посреди сада кафе «Русский двор» и вошли в его просторный павильон. Как ни странно, никто из посетителей и обслуживающего персонала не обращал на них ни малейшего внимания. Француз проследовал через служебный вход в зал приготовления пищи, миновал длинный коридор – Аня не отставала от него ни на шаг – и открыл потайную дверцу, ведущую на улицу.
Переступив порог, Аня оцепенела. Она долго не могла понять, где находится. На улице стояла промозглая стужа. Из теплого лета они попали в лютую зиму, а вернее, в необычайно холодное предзимье. В воздухе кружил снег. Вокруг дымились развалины. Деревьев в этой части сада не было, только кое-где чернели пни. Судя по их расположению, здесь совсем недавно была выпилена березовая аллея. Наверное, она пошла на обогрев. Аня закашлялась от ужасающего запаха гари, стоявшего в воздухе, к нему примешивалась сладковатая тошнотворная вонь, от которой перехватывало дыхание.
Бертье заботливо накинул на плечи девушки большой кусок тяжелой ткани.
- Это попона моего бедного Марсо, - пояснил француз. – Увы, она ему больше не понадобится.
- А что случилось с бедным Марсо? – машинально спросила Аня, едва шевеля занемевшими от холода губами.
- Пойдемте к костру, - не ответив на вопрос, промолвил француз. – Вам надо согреться, дитя мое.
За пеленой снегопада горел огонь. У костра сидели изнуренные от холода и голода люди с черными закоптелыми лицами. Их покрасневшие впалые глаза лихорадочно блестели. Головы и ноги солдат, скорее похожих на пациентов, сбежавших из сумасшедшего дома, были обвернуты платками и тряпками. Иноземцы тупо глядели в огонь и, казалось, не замечали Аню.
Бертье усадил ее на обрубок березы и сел рядом. Оглядевшись, Аня молча покачала головой.
- Какое свирепство! Вокруг разор и поруха, - с отчаяньем произнес Бертье, - улицы завалены трупами. Император с остатками гвардии отбыл на запад. Наши войска покинули разоренный Смоленск, бросив раненых и больных на произвол судьбы. Не все из тех, кто сидит сейчас у костра, переживут эту ночь, мадемуазель. Перед вами несчастные люди, лишенные будущности…
Аня зябко передернула плечами.
- А мне вас не жаль! – заявила она, собравшись с духом. – Не надо было приходить на нашу землю. Вас сюда никто не приглашал.
- Вы в этом уверены, мадемуазель? – задумчиво спросил француз.
- То есть, вы хотите сказать, что вас сюда кто-то звал?
- Несомненно.
- И кто же это был?
- Ну, хотя бы вы.
- Я?! Да вы спятили! Я-то тут при чем? Вы здесь поубивали половину моих предков, а теперь обвиняете меня в том, что явились сюда на мой зов. Нет уж, нечего валить с больной головы на здоровую. Вы остались в прошлом, а я живу в настоящем, и наши пути не пересекаются.
Бертье тихо засмеялся.
- Вы отрицаете очевидное, мадмуазель. Наши пути очень даже пересекаются, и не в одной точке. Что же касается прошлого, впрочем, как и будущего, то это понятия условные, надуманные. Ни прошлого, ни будущего в действительности не существует. Есть только настоящее, его нити сплетены в тугой плотный клубок, который еще никому не удалось распутать.
- Вы хотите сказать, что мы с вами существуем одновременно?
- Разумеется. Пространство настоящего вмещает всю историю человечества.
У Ани голова пошла кругом. Она заметила, что речь Бертье постепенно все более утрачивала былой архаический налет, и у нее мелькнула сумасшедшая мысль, что она разговаривает сама с собой.
«Может быть, я сплю и все это вижу во сне?» - подумала Аня и, беспокойно заерзав на чурбане, ущипнула себя.
- Я утомил вас, дитя мое, - спохватился Бертье. – Мне очень жаль, но нам пора расставаться, иначе вы закоченеете. Пойдемте, я провожу вас.
Он помог Ане встать и, обняв за плечи, повел ее к темнеющей за снежной пеленой стене с потайной дверью.
* * *
Очнувшись, Аня с изумлением огляделась вокруг. Она по-прежнему сидела в саду Блонье у памятника композитору Глинке. Уже смеркалось, и из репродукторов неслось «Славься, славься» - этот отрывок из оперы звучал на Блонье в начале каждого часа на протяжении суток. Который теперь час? Девять вечера, наверное.
Аня тряхнула головой. Что это было? Может быть, она перегрелась на солнце? Или у нее от переутомления на время помутилось сознание? В ушах у Ани звенело, а тело сковывала усталость. Захлопнув конспект, который все еще лежал у нее на коленях, она встала и поплелась домой.
* * *
Эту ночь Аня спала как убитая и, проснувшись утром, почувствовала себя бодрой и отдохнувшей.
На экзамене она вытащила билет «Архаизмы и историзмы во французском языке» и поразила преподавателей глубиной и обширностью своих познаний. Она сыпала примерами до тех пор, пока ее не остановили. «Кивер», «бивак», «фузилер», - вчера она узнала значение стольких архаизмов и историзмов, что их с лихвой хватило бы на несколько экзаменов по лексикологии.
Вернувшись домой, Аня с порога показала бабушке пятерню.
- Последний экзамен сдан на «отлично»! – с триумфом сообщила она.
Бабушка, Аглая Ивановна, достала из духовки сладкий пирог и усадила Аню за стол.
- Я и не сомневалась в твоих способностях, - сказала она. – Неудивительно, что французский язык дается тебе легко, ведь в твоем роду были французы.
- Правда? Ты мне никогда не рассказывала об этом, - промолвила Аня, беря с блюда кусочек аппетитного пирога.
- Как-то к слову не приходилось, наверное. Да и потом, эта давняя история, возможно, всего лишь легенда.
- Все равно, расскажи! – потребовала Аня.
- Рассказывать особенно нечего. Мой покойный муж, твой дед, говорил, что видел в детстве в семье золотой медальон с миниатюрным портретом прапрадеда, который будто бы был выморозком.
- Что-о?! – едва не подавившись, воскликнула Аня. – Мой предок был отморозком?!
Аглая Ивановна рассмеялась.
- Не отморозком, а выморозком. «Выморозками» в России в начале 19 века называли французов, оставшихся жить в нашей стране после наполеоновского нашествия.
Аня насторожилась.
- И как же его звали?
- Его фамилия была Бертье, он принял православие, женился на местной девушке и изменил фамилию на русский лад, стал Бертеневым. Жаль, что его портрет не сохранился. В голодные послевоенные годы семья твоего дедушки обменяла золотой медальон на хлеб.
Аня долго потрясенно молчала.
- Значит, он пережил эту ночь и стал Антоном Бертеневым… - наконец тихо произнесла она.
Бабушка удивленно посмотрела на нее.
- О чем ты, дорогая?
- Да так. Мне кажется, бабушка, я и без портрета знаю, как выглядел мой французский предок.
