Старшего, того, что я видела утром, звали Олегом. Он был крепким белобрысым парнем с очень короткой стрижкой; и еще у него была очень плохая кожа, все его лицо буквально бугрилось разного вида и размера прыщами.
Младший – пониже ростом, темноволосый, похожий на мать. А Таня казалась родной сестрой Игоря.Отнеслись они ко мне просто и сразу же предложили пойти с ними на следующий день в горы; там якобы сохранилась постройка монастыря 12 века. Конечно, мне стало интересно, но я никогда не ходила в горы и снаряжения у меня не было. Мои новые знакомые убедили меня, что пройти там сможет и младенец, никаких особенных приспособлений не требуется, и вообще они меня проведут везде. Я согласилась.
На следующий день, утром, я экипировалась, как могла. Проблема возникла с обувью, я нашла старые отцовские сапоги и обула их на шерстяной носок, но они все равно болтались на ногах.
Ребята зашли за мной. Олег осмотрел мой «прикид», решил, что сойдет, только штаны посоветовал надеть спортивные.
- А какая разница? – удивилась я.
- Поймешь, - ответил он.
Мы вышли на улицу. Горы ослепили нас солнцем, отразив его лучи много раз. Горы впереди, горы сзади. Поселок, зажатый в узкой расщелине, затканной пойманными солнечными лучами, как золотой паутиной.
Неизменное «армянское собрание» у подъезда. Они словно ожидали нашего появления, заговорили по-своему, как будто камешки рассыпались, маленькие на большом.
Ребята усмехнулись и пропустили нас вперед, закрыв спинами от любопытных глаз. Мы быстро перешли единственную улицу и направились к горному склону. По дороге перебрались через замерзший ручей и оттуда тропинка сразу сломалась, встала на дыбы, градусов под семьдесят. Мы пошли цепочкой: Игорь с Таней впереди, я за Таней, Олег замыкающим.
Тропинка оказалась хорошо утоптанной, людские ступни оставили в утрамбованном снегу что-то наподобие ступенек. Вначале мы поднимались довольно быстро, но затем подъем стал круче, а мои, точнее папины, сапоги жутко скользили, поэтому я то и дело съезжала на Олега. Он посмеивался, подталкивая меня сзади, а я чувствовала себя неловко из-за своей неуклюжести и из-за его ладоней на моих бедрах. В конце концов, опираясь на его руки и плечи мне удалось взобраться наверх.
Перед нами открылась довольно ровная площадка: большой уступ, поросший сосняком. Почти весь уступ занимал полуразрушенный армянский храм. Коричнево-серые развалины некогда были, очевидно, монастырем, сохранилась часть каменной стены, окружавшей двор. На крыше храма укоренились несколько сосенок. Горы приняли человеческое творение.
- Войдем? – предложил Олег.
Мы вошли, кажется в окно.
Внутри здание было похоже на пересохший колодец, на дне которого скопился самый разный мусор: обломки кладки, щебень, пустые бутылки, высушенные и распадающиеся в прах куски древесины, обрывки бумаги…
- И сюда добралась цивилизация, - заметила я, разочарованная таким состоянием древнего святилища.
- Посмотри, - указал Олег. Я оглянулась.
У стены, на груде всякого хлама, прислоненное стояло гипсовое распятие, белое и чистое, оно сияло в полумраке и распятый Христос продолжал, мучится на своем Кресте.
- Откуда это? – удивилась я.
- Люди нашли, здесь же, в мусоре и поставили. Вот.
- Однако это не мешает им пить здесь водку, - я пнула ногой одну из бутылок. Распятие приковывало мой взгляд, но мне неловко было смотреть на него. В узкие проемы, бывшие некогда окнами, протискивалось солнце, оттого распятие, странным образом освещенное, было похоже на человеческие кости, выбеленные временем.
- Пойдем, посидим под стеной, - предложил Олег.
Мы выбрались из храма и направились за стену, точнее за остаток стены, давно уже ставшей единым целым со скальной породой; уселись с подветренной стороны, на прогретую солнцем землю, покрытую прошлогодней сухой травой и опавшей хвоей. Было очень странно видеть перед собой снежные сугробы, а лицом и кожей ловить яркую теплоту лета. Я закрыла глаза.
- А мороз-то градусов восемь, - предположил Игорь
- Да, - согласилась Таня. Они устроились рядом с нами и затихли.
- Хорошо тебе? – спросил Олег.
Я только слегка кивнула в ответ.
Мне было хорошо. Я пыталась дышать так, как привыкла в городе, но получалось по-другому: так, будто не дышишь, а совершаешь некое действо, словно пьешь святую воду, медленно и глубоко, ощущая каждый вдох-глоток. Мои спутники о чем-то говорили, но я не слушала их. Я хотела остаться одна в этой тишине, близко к солнцу и далеко от людей.
Из сладкого оцепенения меня вывел резкий, похожий на короткий визг звук.
Неожиданно Олег толкнул меня, и я повалилась на бок, трава царапнула мою щеку, я открыла глаза.
- Что случилось? – прямо передо мной глаза Татьяны, в них стоит ужас.
- Ты цела? – спросила она.
- Да.
Олег с Игорем бежали к храму, хруст камней и снега под их ногами шарахался эхом между сосен.
- Куда они? – спросила я у Татьяны.
- На крышу, - ответила она.
- Зачем?
- Там армяне из ружья стреляют.
Она уже не смотрела на меня, а, привстав с колен, вглядывалась вверх; я проследила за ее взглядом.
На крыше храма двое подростков из местных стояли и смотрели на бегущих внизу наших ребят.
- Ой, что будет! – пискнула Татьяна.
- А что будет, - переспросила я.
- У них же ружье! – она чуть не плакала.
- Эй, пригнитесь! – крикнул нам Олег. И мы присели, как по команде за спасительную стену. Ветер донес до нас обрывки короткой перебранки.
- Не стреляли больше? – спросила Татьяна.
- Нет, вроде, - ответила я, продолжая не понимать происходящего.
Мы не высовывались.
Ребята вскоре вернулись, в руках Олега была старая двустволка, он небрежно бросил ее на землю и подсел ко мне.
- Испугалась? – он потянулся к моим волосам, поправил прядь у уха.
Не поцарапало?
- Нет, - я почувствовала касание его пальцев к моему виску и почему-то не отстранилась. Его прикосновение было мягким и властным одновременно. Он так смотрел на меня, как будто имел на это право. И я готова была согласиться на это право.
- Зачем вы отобрали у них ружье? – возмутилась Таня, - теперь в поселок лучше не возвращаться.
- Мы им еще и накостыляли, чтоб не выделывались, - сообщил Игорь, - от самого поселка за нами шли, перед девушками хотели себя показать… Герои, чтоб их!
- Да что случилось? Чего вы к ним привязались, они же вас не трогали?
- Не трогали, - согласился Олег, - они и не тронули бы. Они на крышу влезли и по пустым бутылкам стрелять стали. А стрелять-то и не умеют. По камням попадают. Пуля от сосны срикошетила, я только успел увидеть, как у тебя на виске шевельнулись волосы. Когда я тебя толкнул, это уже не имело смысла, поняла?
Я поняла. Настроение было испорчено. Первый порыв бесстрашия прошел.
- Пойдем отсюда, - приказа Олег и поднял ружье. Мы быстро подчинились и почти бегом побежали к тропинке. Спуск был стремительным, я шлепнулась на задницу и половину пути просто съехала, кое- где помогая себе ногами.
Случившееся я воспринимала как ненужную, лишнюю суету: кто перед кем красовался, зачем? Те двое на крыше были просто мальчишки.
- Ой, убьют, - причитала Татьяна, - все равно убьют!
Я молчала всю дорогу и злилась. Олег с Игорем совещались о каких-то металлических прутьях, с которыми они пойдут драться спина к спине…
- С кем драться-то? - Не выдержала я, - с пацанами? Так надо просто к их родителям сходить и все объяснить. И ружье вернуть, конечно. Олег хмыкнул:
- Теперь, ахчи, говорить бесполезно. Теперь на нас весь поселок выйдет, как свора трусливых псов. А нас только двое, поняла?
- Поняла. Что такое ахчи?
- Ахчи, по-армянски – девушка. Законы гор, ахчи.
Дома, переодеваясь, я оглядела свои джинсы; краска, синяя краска «индиго» вся осталась на горной тропинке.
Олег зашел за мной примерно через час. Я открыла дверь, и он сразу отругал меня:
- Зачем открыла?
- Я же спросила: «Кто там»? – обиделась я.
Он стоял в дверном проеме насупившись, руки в карманах, и качался с пяток на носки.
- Пойдем к нам.
- Зачем?
- Просто так, пойдем.
Видимо, я должна была чувствовать себя сопричастной. Я как бы была теперь «в деле» своих, против чужих. Это было глупо, но я снова приняла правила игры; сунула ноги в тапочки, закрыла дверь и поднялась с ним на третий этаж.
В квартире никого не было.
- Родители на работе, а Игорь у Таньки, - быстро объяснил Олег, - Советуются.
- Вас что, действительно могут убить? – засомневалась я.
- Могут, теоретически… Они же честно драться не будут, они из-под тишка все делают. Семеро одного не боятся.
- А уладить это можно?
- Вот, Танькин отец, может быть, и уладит. Пули ему отнесли, ружье тоже.
Мы прошли в комнату, там стоял накрытый стол, с кучей закусок и несколькими початыми бутылками водки.
- Пить будешь? – спросил Олег.
- Нет, с чего это? – удивилась я.
- Так, - он пожал плечами, - у бати день рождения был вчера, так и не убрали. Мать думала, мы сегодня посидим. Посидели…
Он продолжал держать руки в карманах, словно боялся их выпустить. Мы стояли у стола, и я совершенно не представляла себе ни зачем я пошла с ним, ни то, о чем я должна с ним говорить.
- Ну, как хочешь, - нарушил он молчание, - я тоже не буду. Он резко повернул ко мне голову:
- Что делать будем?
- Знаешь, я лучше домой пойду, - ответила я, почувствовав возрастающее напряжение внизу живота, и мне стало не хватать воздуха.
- Что тебе там делать? – он подошел ко мне сзади и, обхватив руками мои плечи крест на крест, сильно прижал к себе. Моя спина одеревенела, сопротивляясь. Он склонил голову и стал целовать меня в шею, перебирая кончиком языка пряди волос.
Кожа на спине и шее покрылась пупырышками от отвращения. Мне захотелось закричать. Вместо этого я схватила его за запястья и развела тиски его рук.
- Не надо! – лицо залила краска стыда. Я не знала, что делаю здесь с этим совершенно чужим человеком в пустой квартире с накрытым столом и с кроватью у стены, зовущей и бесстыдной. Я стыдилась незанавешенных окон, в которые еще проникало пойманное горами солнце.
- А что надо? – он развернул меня к себе лицом, сделал шаг назад и снова засунул руки в карманы.
- Ничего не надо. Извини, я домой пойду. – Я не понимала, почему он ведет себя так.
- Игорь там, с Танькой, - сказал он, - я один, как дурак…
- Но я же не виновата в этом!
Олег пошел на меня грудью, и я стала отступать, пока не уперлась в кровать, и он снова слегка толкнул меня. Я покачнулась, не удержала равновесия и вынуждена была сесть.
- Посиди со мной, - попросил он жалобно.
- Зачем? – насторожилась я.
- Просто так.
Он опустился рядом и снова обнял меня, потянулся губами. Я встряхнула головой. Он задышал прерывисто и с силой опустил меня на спину, навалившись сверху всем телом, стал искать мои губы. Я, сжав зубы, забилась под ним. Олег приподнялся, опираясь на руки, навис надо мной, посмотрел с любопытством и какой-то тревожной злостью.
- Какая ты красивая…
Меня тошнило.
- Спасибо. Пусти!
- Не пущу, - он улыбался.
- Зачем ты так? Пусти!
Он убрал руки и сел, освободив меня. Я сразу вскочила и пошла к выходу.
- Я тебя обидел? – крикнул он мне в след.
- Да, - ответила я.
- Ну, прости…
Он догнал меня одним прыжком, стал спиной к двери:
- Простишь?
- Прощаю, прощаю, - поспешно произнесла я. – Пусти!
- Нет, так не уходят, ты обиделась на меня, да? Обиделась!
Ну, как я могла объяснить ему? Как я могла объяснить ему, что я не та, не та, не та! Очарование гор отпустило меня, и я не понимала, за что я должна платить собой.
Он изучал меня, как охотник, или хищник, изучающий жертву, прикидывающий расстояние для прыжка. И вдруг, охотник опустил ружье, а хищник передумал.
Олег, не глядя, повернул замок, распахнул дверь и отступил, открывая мне путь.
- Иди домой!
Я шагнула на площадку, и он, в третий раз за сегодняшний день подтолкнул меня в спину, к лестнице. Молча вернулся в квартиру и захлопнул дверь.
Ошарашенная, я сбежала по ступеням и влетела в свою квартиру.
Мать была дома. Она выглянула из кухни на шум:
- А, это ты? Ну, как? Ходили?
- Ходили. Там ребята с местными поссорились, - я старалась сдерживать дыхание, сердце продолжало бухать в ребра.
- Помирятся, - донеслось с кухни.
***
Не помирились.
Поздно вечером у подъезда собрались оскорбленные горцы. Что там произошло, не знаю. Скорее всего, ничего не произошло, и разбираться пришлось родителям, а не детям. Но на утро и мой несостоявшийся любовник, и его брат были спешно отправлены к родственникам в Ереван.
Я же остаток каникул общалась исключительно с родителями и любовалась красотами маленькой горной страны.
Улетала я днем.
Новенькая дубленка, кокетливая шапочка и модельные сапоги на высоченных каблуках весьма способствовали пересмотру моих взглядов на жизнь - аэропорт Шарля де Голя больше не производил на меня впечатления космического пришельца, он просто казался слишком большим.