Портного смешнее вы где-нибудь вряд ли найдете:
я шью в пустоте, и за ткань не цепляет игла,
и нитки не видно, и нет окончанья работе,
и толку особого нету в портновских делах.
Нестройно, но крепко ложится стежок за стежком,
и день мой томительно солнцем осенним пронизан;
и радости голос душе моей более близок,
да только вот голос отчаянья больше знаком.
А песня моя мотыльком над свечою кружит -
и пламя ее не сжигает, но тешит покоем и греет.
Сестра моя - вера, мой брат – торопливое время…
Я штопаю души, в которых прорехи оставила жизнь.
***
Козленочком – из козьего копытца,
а мне хотелось досыта напиться
из ямки под осеннею осиной,
где в землю след впечатался лосиный –
и стать лосенком, чтоб в лесном завале
мои следы вот так же узнавали,
по летнему иль зимнему пути
чтоб ты однажды смог меня найти.
Мы встретимся… да вот одна беда:
ты воду пил из волчьего следа.
***
Ночь под куполом неба сиренево пляшет.
Ловит луч проводов перекрестье.
Мгла стекает за край опрокинутой чаши,
затопляя предместья.
В желтом круге фонарного света
ночь поземку полощет
и нелепую тень доходяги-поэта,
словно вросшую в площадь.
И глядит, насмехаясь, плясунья, как снизу -
заморочен, растерян, заснежен -
божий шут позабытую ищет репризу
в освещенном манеже…
***
На небесном берегу
вглядываюсь в синеву.
В синем озере плывут
белый лебедь, серый гусь.
Серый с белым, к брату брат.
Держат путь крыло в крыло.
Непогоде серый рад.
Нужно белому в тепло.
Разойтись - такой пустяк!
Только эти облака
друг от друга все никак
оторваться не хотят.
Небо - синяя вода.
Гусь да лебедь тают в нем.
Уплывают в никуда
все по-прежнему - вдвоем.
***
Ни свату, ни брату, ни черту, ни Богу,
как левый ботинок на правую ногу.
Ничей. Никому. Ни отцом и ни мужем.
Другим неудобен, с собою не дружен.
Все в жизни не так, не тогда и не то.
А смерть скрупулезно подводит итог.
И в этом итоге – поэт: гениальный,
шальной, аморальный, капризный, скандальный.
Ни нравом. Ни внешностью. Ни теплотой.
А мир без него – сирота сиротой.
Сломался мой японский веер,
А был на диво крепко склеен,
И славно так прохладой веял,
И отгонял жару и мух;
Погибли с лепестком бумажным
Пять нежных гейш со взглядом влажным,
Злой самурай, как тигр отважный,
И остальной японский дух.
Такая жалкая потеря, -
Игрушка, блажь, бумажный веер,
Чужой по красоте, по вере,
Не стоящий полста рублей,
Но вот он в мусорной корзине,
И сердце одиноко стынет,
Как будто бы разрушен ныне
Пятисотлетний Сад Камней,
Мой мир теперь и сер и скуден,
В нем сакура цвести не будет,
И праздник не сверкнет меж буден,
А помыслы так не чисты,
Что Фудзияма не приснится…
Вот так ненужная вещица
Вдруг после смерти превратится
В обломки преданной мечты.
Ты входишь в лес осенний влажный
Где пахнет прелою листвой.
И все, что суетно, неважно
Вдруг остается за спиной,
Потом уходит, исчезает и,
Запахом грибов маня,
Лес веткой хвойной обнимает
И тропка вдаль ведет тебя.
И ты идешь, идешь и словно,
Снимая старый макинтош,
Легко, светло и невесомо
Летишь! Бежишь, опять идешь...
Из леса выйдешь обновленной
И светлой, как в начале дней,
А, уходя, листвы зеленой
Коснешься, попрощавшись с ней.
###
Войдем в осенний лес как в храм:
Лесного духа причаститься,
И блеском охры насладиться,
Приблизиться к лесным дарам,
Прозрачным воздухом напиться,
Дарованным так щедро нам.
Мы будем чистоту берез
Хранить в душе как благодать:
Готовы мы её принять
Через дожди душевных слез,
Березу как сестру обнять,
Ища ответа на вопрос.
Оставив след на мохе влажном,
Пройдем заветною тропою,
На память мы возьмем с тобою
Листы осин в листах бумажных
Блокнота, что всегда с собою,
А в нем все то, что очень важно.
Осенний день так быстро стынет
И мы спешим в обратный путь,
Перед уходом не забудь
Ты поклониться как святыне
Свободе, что так щемит грудь
И что всегда с тобой отныне.
###
Потирает сухие ладони осень –
Замерзает под инеем первых морозов.
Стынет воздух в проеме седеющих сосен.
Утешительных нет на погоду прогнозов.
И изморось белой проседью
На травах лежит этой осенью.
Постарела осень – съежилась, бедная.
Скоро метели меж сосен закружат.
Встанут деревья с накидками белыми
Зиму встречать в серебряном кружеве.
Пахнет в воздухе медом и ромом,
Сладким яблоком, нежной корицей.
По ковру из листвы золотому
Осень едет в своей колеснице.
Кисти рук опуская в багрянец,
Осень пестро окрасит аллею.
С листопадом неистовый танец
Хороводит, от страсти хмелея.
И пусть каждый немного тоскует
По теплу уходящего лета.
Я люблю ее власть колдовскую
Над восторженным сердцем поэта.
Осень
В пряном запахе яблок румяных,
В теплом ворохе палой листвы,
Дух волнующе-благоуханный,
И печаль безутешной вдовы.
Осень - дама с пленительным взглядом,
Спрятав плечи под плащ золотой,
Вальс-бостон с проливным листопадом
Кружит медленно по мостовой.
Ты потерял мой след
Ты потерял мой след холодным хмурым днем.
В заснеженном пальто свернулся на постели.
Очнулся и завыл, как будто в такт метели,
Такой теперь чужой и одинокий дом.
Ты вспомнил, как молчал, меня дыханьем грея,
Как лунный свет стекал в открытый зев окон.
Ну, а сейчас в стекло ударил звонкий стон:
Там на цепи, как пса, февраль ведет Борея*.
И в белых и сухих, как прутья, лапах сна,
Ты вспоминал года, когда был чьим – то милым.
А за окном Февраль размахивал кадилом,
И много горьких дней пророчила весна.
*Борей – северный ветер
Кто подарит нам свет? оживит наши тени,
Фиолетом прольется на мокром асфальте,
Постучится к нам в окна цветущей сиренью,
Улыбнется нам девушкой в ситцевом платье?...
Кто откроет нам двери в весну грозовую,
И по солнечным бликам-по лужам-кто с нами?
Кто залижет нам раны и вылечит душу,
Завершит эту ночь и разгонит туманы?
…Зацветет нежным льном, незабудковым полем
Родниковым, студеным в жару…-Кто же будет
Нас отпаивать нежностью? Лето с собою
Принесет и подарит лишь тот, кто полюбит.
Рвусь отчаянно крылья расправить
Бросить груз суеты за спиной.
Паутину забот расплетая
Вновь советуюсь с головой.
Не стремлюсь в облака, за мечтою,
Очень трезво на вещи смотрю.
Ларь тревоги надёжно закрою,
Ключ ажурный в реке утоплю.
Для себя я когда-то просила:
Пониманья любви и тепла.
И любовь и тепло получила.
Пониманья, увы, не нашла.
До сих пор остаюсь я загадкой,
Непрочитанным книжным листом…
Книгу счастья закрою закладкой.
Отложу все дела на потом.
А сейчас – ветер солнечный в душу
Запущу: пусть повыметет дурь.
Успокоюсь, запреты нарушив,
И не будет в душе моей бурь.
* * *
Не считаю себя поэтом-
Так, косичкой сплетаю мысли
Преуспела не очень в этом
Словно нитки слова повисли.
Нет ни рифмы новой, ни строчки,
В голове идей лабиринты,
Расставляю по - новому точки,
Собирая стихов картинки.
Там- снежинка, отсюда- капля,
На листке я рисую строчки.
На одной ноге, словно цапля,
Вырастают стихов крючочки.
Белая акация,
Лес глухой и древний.
Как хочу остаться я
Навсегда в деревне!
Пруд, заросший тиною,
С вётлами в соседстве.
Напишу картину я,
Как жилось мне в детстве!
Как, забот не ведая,
В тишине мансарды
Проиграла деду я
Все конфеты в нарды,
Как рвала неспелые
Яблоки украдкой,
Как шептались белые
Лилии за кадкой,
Как по зову мятному
Я бежала к чаю!
Как по невозвратному
Детству я скучаю…
Маме
Когда дневной умолкнет шум,
Вишнёвой станет топь заката,
Тебя я тихо попрошу:
«Сыграй мне «Лунную сонату».
И ты движением руки
Коснёшься клавиш безмятежно.
Проснутся звуки-мотыльки,
Порхая бархатно и нежно.
Прадеду
Брызги васильковые
На реке ржаной
Расцветают снова и
Плещутся волной.
Ягода клубничная
Вызрела кругом –
На траву привычно я
Выйду босиком.
Прислонюсь к ограде да
Вспомню, загрустив,
Что сгубили прадеда
И война, и тиф,
Что мечтал суровую
Выдюжить войну,
Слушать васильковую
В поле тишину…
Что, к победе шествуя,
Умер по пути,
Чтоб могла в наследство я
Мир приобрести,
Чтоб жила без горя я
В крае васильков,
Не прервав истории
Будущих веков.
Бабушка и снегири
Гомонили до зари
На рябине снегири.
Бабушка на них всегда
Любовалась в холода.
Постучит шутя в окно,
А пернатым всё равно:
Теребят за гроздью гроздь
Ягод, вымерзших насквозь!
Пусть пируют снегири
До рябиновой зари.
Только некому давно
Посмотреть на них в окно…
Печалью светлой переполнен день,
И желтизны добавилось в природе,
Мой август - осени грядущей тень
Примеривает в дань погодной моде.
Уже не лето, но ещё пока не осень,
Так, межсезонье топчется тревожно,
И, в воздухе хрустальном зреет просинь
А утром небо пальцем трогать можно!
Ночами листья подмораживает холод
И каждый день они собой желтят дорожки,
А я, так тщетно, всё ищу весомый повод,
Чтоб задержать мой август на немножко!
Ветер зыбкую гонит прохладу
По безмолвным пустынным аллеям,
Клены, тронутые листопадом,
В лучах солнца закатного тлеют.
Лес роняет багряные листья,
Одиночеством веет от просек,
Легковесною поступью лисьей
В город вновь пробирается осень.
Купола придорожного храма
Загляделись в зеркальные лужи,
Журавли, сбившись в стаю, упрямо
Над озерною заводью кружат.
Их протяжная гулкая песня
Будоражит до ледяной дрожи,
Жаль, не в силах никто объяснить,
Что за боль так сердца птичьи гложет.
По оврагам скитается вечер,
В воздухе разливая тревогу,
Акварельною синью беспечной
Обивает чужие пороги.
Чашу страсти до дна осушив,
Друг от друга взаимно устали,
Одиночества страх заглушив,
В одночасье чужими мы стали.
Расставание входит в привычку.
Улетая от грешной земли,
Жалобно в поднебесье курлыча,
Нас оплакивают те журавли.